Умолять о милости или выйти замуж: как жили вдовы в России

Вдова – дело иное. Им нередко приходилось умолять о милости, особенно – с малыми детьми на руках. Всё дело в возможности заработать. У женщин было очень мало вариантов обеспечить себя трудом. Это часто была тяжёлая, разрушительная для организма работа, вроде ухода за тяжёлыми (часто буквально) больными и стирки. Но были и другие варианты: шить, вязать, делать игрушки или шляпки на продажу.

Сами женщины редко могли продавать плоды своего труда. Обычно им приходилось за копейки сдавать сделанное лавочникам. И копейки тут не выражение: лавочники отлично знали, что зарабатывать женщина идёт в отчаянной ситуации, ведь у неё и дома работы хватает. А если она в отчаянии, почему бы не прижать? Платят — меньше не бывает, а деться ей некуда...

Ещё одним способом прожить, пока хотя бы растёт сын-кормилец или пока подыщешь другого мужа, было распродавать своё приданое и «работу». Так называли не только сам процесс труда, но и полотна, которые женщины ткали себе на обеспечение старости – помимо тех, которые шли на одежду всей семье. Летом у вдовы был ещё один шанс заработать – пускать молодёжь на ночные посиделки. При этом, как считалось, она присматривала за их поведением. Но такой заработок был совсем невелик, и к тому же постоянным его не назовёшь.

Дома требовали постоянного ремонта, да и для многих других домашних дел нужна была силушка и навыки, которые с детства получали мальчики, а не девочки. Чтобы потолок не валился на голову, многим приходилось нанимать за деньги чужих людей. Каждый такой найм был разорением. Так что стереотип о бедной вдове на самом деле был просто суровой правдой. Однако вдовство как явление было куда шире и сложнее, и вдова вдове была на Руси рознь.

В русской деревне у вдовы было неоднозначное положение. Вдовы считались более строгими, нравственными, чем обычные замужние женщины, как будто горе и отсутствие мужчины в постели их неким образом очищало. Грубить вдове было как нагрубить старухе – даже совсем ещё молодая женщина могла стыдить наглеца напоминанием, что он со вдовой говорит. Правда, статус моментально рушился, если вдова считалась «гулящей», то есть позволила себе хотя бы намёк на роман с мужчиной.

Вдова считалась также особым человеком – соприкасающимся со смертью. Ведь её «вторая половина» была уже на том свете. Причём покойного мужа рассматривали как половину совсем не метафорически. Сказано же: муж да прилепись к жене и будет одно... В том числе поэтому обмытие покойников было вдовьим заработком. Это ли не дело, связанное с миром мёртвых? Второй причиной, конечно, было то, что это – нелёгкий и неприятный труд, не всякий согласится, а здесь — возможность дать самым обездоленным женщинам заработать.

Но по той же причине – связь с миром мёртвых – в няньки вдов старались не нанимать. В западных городах вдова, берущая на дом «посидеть» соседских малышей, чтобы их матери могли ходить на работу (на рынок, например), была относительно обычным делом. В России – нет. Ни в городе, ни в деревне вдова нянькой быть не могла.

Женщина с детьми на руках могла ожидать, чтобы её взяли в дом и кормили свёкры, как мать своих внуков. Или, если они с мужем жили у его родителей, не отделившись, – что свёкры её из дома не выгонят. Однако не для всех это было выходом. Молодых вдов пугала мысль о снохачестве (половая связь старшего мужчины в доме с жёнами сыновей — распространенная, хотя и осуждаемая церковью практика). А порой родители покойного мужа откровенно выражали враждебность к невестке: ещё им лишнего рта, чужой бабы-объедалы дома не хватало!

На этот случай о ней должны были взять заботу община и церковь. В обязанности батюшки, как правило, входили разговоры с состоятельными прихожанами о помощи вдовам и сиротам – разовой или постоянной. Помощь могла выражаться в рабочем месте для ребёнка, например, или в заказах на простое рукоделие женщине. Но на праздники ожидалось, что дворяне окажут милость подарками. Редко эти подарки были хоть сколько-то весомы и чаще заключались в том, чтобы подать вдове что-нибудь на праздничный стол – не за пустым же сидеть. И всё равно даже угощение на праздник получала не каждая вдова. Ведь такая помощь была делом добровольным.

Что касается общины, то обычай выделял несколько дней в году, когда парни и мужики должны были обходить деревню или село, помогая вдовам. Во-первых, это, конечно, Вдовьи помочи – 30 августа. В этот день соседи могли поправить женщине что-то в доме, починить мебель, хотя бы наколоть дрова впрок. После сбора урожая мужики отделяли часть собранного для вдов. Вряд ли это была честная десятая часть, как в Библии завещано, но продержаться некоторое время помогало.

Добрым делом считалось взять к себе сироту в дом работником. «Работникам» при этом могло быть шесть-семь лет, и порой жилось им у благодетелей неважно. Их попрекали хлебом: больше, мол, ешь, чем работаешь; воспитывали тумаками; новую одежду, бывало, не справляли годами, пока не истлеет то, в чём пришёл. У матерей сердце болело, глядя на такую доброту. Но часто сами они могли предложить детям того меньше и утешали себя тем, что дитя хотя бы с голоду не помрёт. Впрочем, известны и хорошие истории – когда «работника» или «работницу» восьми лет держали со своими детьми наравне.

Связываться с холостыми или девицами тем, кто уже был женат, считалось неприличным. Только богатые вдовцы и вдовы могли себе такое позволить, а обычные создавали новые семьи друг с другом. Так у детей появлялись мачехи или, реже, отчимы. Реже – потому что немало таких женихов требовало от невесты отдать детей бабушке-дедушке. Лишний ведь рот!

Наконец, зажиточная вдова могла просто стать главой семьи и хозяйства. Тогда она становилась не только «большухой» – главной женщиной дома, но и «мирским человеком». То есть участвовала на сходках общины на тех же правах, что мужчины – отцы семейств. Впрочем, бедная вдова, живущая самостоятельно, тоже считалась «мирским человеком». Но настолько серьёзно с ней, постоянно нуждающейся в помощи, не считались.

Вдовы без детей нередко шли в монастырь. Это позволяло избежать многих проблем. Бедных вдов часто принимали только послушницами, и вот так, послушницами, они могли и помереть. Вдов из дворянских семей могли принять и без денежных подарков в пользу монастыря – они часто были искусными вышивальщицами или родственницами полезных монастырю людей. От всех остальных вдов, желающих принять именно постриг и обрести уважаемое звание монахини, обычно требовали подарка.

Одна из самых знаменитых вдов-монахинь – Алёна Арзамасская. Прославилась она, однако, совсем не подвигами веры. Она была одной из нескольких вдов, повлиявших на политику и, в конечном счёте, на историю России. Алёна Арзамасская была правой рукой Стеньки Разина и привела под его знамёна большое количество людей.

Вошла в легенды и жительница Новгорода Марфа-Посадница. Жила она во времена Страшных войн (так они называются в русских летописях). В эту эпоху западнорусские княжества оказались между двумя растущими империями – будущей Речь Посполитой и будущей Россией. Обе тянули их к себе, то маня обещаниями, то приходя с мечом. Марфа активно выступала против власти Великого княжества Московского и за присоединение к Великому княжеству Литовскому. Она была фактическим лидером партии, просто партии тогда названий не носили. Вместе с ней среди знатных и богатых новгородцев, стоявших за «западный» путь, были ещё две богатые вдовы.

Новгород в конечном итоге, как мы знаем, был завоёван Иваном III, дедом Ивана Грозного, Марфа-Посадница разорилась, и её заставили принять постриг. Но память о вдове сохранилась в народе. В официальные летописи она тоже вошла – её там сравнивают с Иродиадой, мерзкой царицей Иезавилью и другими неприятными библейскими и историческими персонажами.

Царская вдова Елена Глинская, сама, кстати, родом из Великого княжества Литовского, правила Русским государством недолго, но с заметным эффектом. Она успела провести денежную реформу, введя единую валюту, и завершила две войны, оставшиеся от мужа в наследство. Притом – на выгодных для Русского государства условиях. Увы, бояр её активность совсем не устраивала, и Глинскую отравили.

После неё вдовы окажутся у руля уже в XVIII веке, когда на троне Российской империи одна императрица будет сменять другую. Вдовами были Екатерина I, Анна Иоановна и Екатерина II.

Большое влияние оказывали вдовы и на экономику. Прежде всего, речь идёт о купчихах, которые продолжали дело мужа или на его наследство открывали новые предприятия. Иногда смерть мужа давала женщине возможность серьёзно разбогатеть. Дело в том, что над купцом могли висеть долги, даже если не разорявшие его, то сильно влияющие на распределение бюджета. Вдова же от уплаты долгов покойного мужа в Российской Империи была освобождена. Это давало определённую дополнительную свободу действий.

В пересчёте на людей это значило, что десятки тысяч женщин руководили торговыми и промышленными предприятиями. И не все продолжали дело мужа. Дело в том, что по российским законам имущество у супругов было раздельным. Нередко в паре женщина вела своё собственное дело, и претендовать на владение им муж не мог. Так что многие вдовы-предпринимательницы занимались тем же, чем и до вдовства. Только ещё и не отвлекаясь на хлопоты о супруге.

К концу XIX века самостоятельное ведение женой бизнеса в купеческой среде стало рассматриваться как хорошая страховка для семьи, и купчихам стало не просто можно открывать своё дело – от них мужья этого нередко ожидали. Деловая, хваткая женщина в этой среде ценилась очень высоко. Имущественная независимость была единственным (и не очень надёжным) противовесом юридической зависимости мужней жены. Из-за активности российских купчих Александру II даже пришлось принять закон, который положил конец тому, чтобы каждое отдельное заявление на купеческую деятельность от женщины рассматривать как исключение, дозволенное законом. Эти заявления стали приниматься в рутинном порядке.

Удивительно, но следующая эпоха, утвердившая юридическую независимость женщин, принесла женщинам и законы об общем имуществе в браке. Иногда эти законы защищают женщину, иногда – работают против неё. По счастью (пожалуй), касаются они только имущества, нажитого в браке.