Вот так и живём: три рассказа о женщинах и быте

Сначала ко мне на четвереньках приходит моя маленькая волосатая кошка с бирюзовыми глазами и рассказывает, что у неё животик прилип к позвоночнику. Это неправда, но я ей верю.

Потом просыпается мой пушистый ребёнок, хлопает синими глазами и зовет: «Мам-мам-мам». Видит меня, самым ехидным тоном говорит: «Ага-а-а, вот она», — и требует молока, внимания, игр, на ручки, печенье, нет, шоколада, нет, йогурт, нет, нет, нет, ой, написала, мам, мокренько. Тем временем кошка хочет есть, срочно есть, не ела шесть дней, дольше даже, вообще никогда не ела, дай котеньке, прямщас дай, вот это тоже дай, дай-дай-дай, ну куда ты опять пошла мимо холодильника, я кому тут бегом дорогу показываю.

Однажды соседи чем-то заскрипели. Мой ребёнок замерла с куском котлеты за щекой и посмотрела на меня очень круглыми глазками. «Папа?» — спросила она. Прислушавшись к мужнему храпу из соседней комнаты, говорю, что нет, вряд ли, папа спит и скрипеть сейчас никак ничем не может. «Котенька??? — шёпотом спрашивает ребёнок. — Котенька плачет?!» Попой вперёд вниз со стула — и скорей-скорей топ-топ-топ пяточками по полу — искать, где котенька и что с ней.

Котенька, разумеется, нашлась в луже солнечного света на кровати. Она спала и улыбалась так, как умеют только котеньки, достигшие исполнения своих желаний. Она стоически вынесла ребёнкины восторги по поводу того, что с ней всё в порядке, но после долго вылизывалась.

А на днях приезжала моя свекровь, привезла лоскутное одеяло собственного сочинения и невероятной красоты. Я дождалась, пока все, на радостях, что Бабушка Тут, убежали на поиски приключений в парк, постелила одеяло на кровати и упала лицом прямо в красоту. Поленилась переворачиваться удобно, так и заснула. Проснулась от того, что кто-то меня потыкал. Ощутимо так потыкал, в самый центр правой ягодицы. Я успела подумать, что муж не мог вернуться так рано, и он бы вряд ли сдержался от комментариев. Не в его стиле тыкать молча. Оборачиваюсь, вижу, сидит котенька. Вопрошает. «Ты чего спишь, как этот?» Мой муж часто спит на животе, я — почти никогда.

Теперь жизнь моего ребёнка — это сплошное разочарование, она не любит ходить пешком, а я отказываюсь носить на руках 12 килограммов чистого счастья. К тому же мы часто спорим о шоколаде. Я уверена, что его надо есть чуть-чуть и после всего, а ребёнок настаивает, что его надо есть много и вместо остального. А ещё, как многие люди в возрасте двух с небольшим лет, моё дитя стремится всё делать наоборот. Например, раскидывать предметы, явно предназначенные для складывания вместе, такие, как элементы конструктора. Я слегка озверела, потом подумала: чем я хуже? И тоже швырнула кусок конструктора.

Не рассчитала замах, отвесила ребёнку совершенно незаслуженный подзатыльник. Не уверена, кто из нас больше испугался, мы долго обнимались и плакали, потом пошли умываться и переодеваться. В такие моменты во мне просыпается мой внутренний Папа. Как со стороны, слышу спокойный-спокойный монолог в духе: «Анечка, крокодильчик мой маленький, ну ножонку-то просовывай, а то молодость проходит, а мы с тобой стоим посреди ванной комнаты без штанов».

Когда я её открыла, в облако пара влетела котенька. По лицу её было видно, что в её смену ещё никто не утонул, и она не собирается допускать безобразие ни теперь, ни впредь. Увидела меня живой и, кажется, у неё отлегло. Сначала она, солнышко серенькое, обтёрла полшкуры о мои мокрые ноги, потом стала охотиться на мою руку. Всего одно движение — и я с потрясающей воображение ясностью вспомнила, кто тут Хамло Хищное Зубастое и Когтистое, а кто — Обезьяна Безоружная, да ещё и лысая (ну, по большей части), сидит тут на кафельном полу в полотенце, будто так и надо. Я убрала руку, она мне ещё пригодится. Тогда котенька села рядом со мной на пол и укусила меня за задницу. И ничего, пасть не треснула. В такие моменты я остро чувствую, что она правда меня любит.

Полтора года родительства я отметила двумя событиями:

Орать мне не нравится, а ребёнку наоборот. И он ежедневно обкатывает на дорогой родительнице типично тоддлеровские инфоповоды к оранию.

Вот надкушенная печенька упала на землю, и ничто на свете не может её заменить, в знак чего драматично рассеем по улице коробку ненадкушенных печенек и упадем в них рыдать. Мать тут не орёт, мать берет рыдателя на ручки, проговаривает и контейнирует его страдание, обещает камаз печенек и банан на замену.

Рыдатель же колотится на материнском плече 13-килограммовой щукой, лупит плавниками, всячески сохраняя безутешность. Мать не орёт, мать толкает колясочку в гору, подсекая щуку плечом, щука рвётся назад, потому что в печеньковый рай набежали голуби, а у щуки возраст симпатии к голубям.

Если б вы слышали, как плачут щуки от невозможности прикоснуться к птицам, у вас разорвалось бы сердце. Когда голубиное горе позади, а рыба щука упакована в лифт и постепенно затихает, мать почти готова себя похвалить за родительскую зрелость. Но в тесной прихожей ребёнок сын решает дать дембельский аккорд в печеньковой истерике.

С цирковой сноровкой дитя выбрыкивается с рук дугой назад, со всей дури лупится затылком в стол и предсказуемо от боли орёт паровозом. И вот тут мать-паровоз наконец тоже орёт, причём в пять раз мощнее, потому что перепугана и знает русский мат.

Восклицание можно считать риторическим, потому что я и есть эта матерь и потому что да, не хватает, ибо свободные восемь минут чаще тратятся не куда вы подумали, а на люкс-возможность побыть в туалете за закрытой дверью — нормальные приоритеты молодых родителей.

К счастью, удары об стол на нашем паровозе заживают быстрее, чем материнский стыд, и именинник быстро затихает в распаковку подарка. Подарок сын выбрал сам — это силиконовая форма для выпечки в виде жёлтого ананаса. Шикарный, я считаю, выбор, не лабубу эти ваши. Отмечаю свои привилегии: стихийный первобытный консюмеризм ребёнка куда комфортнее для бюджета родителей, чем социально обусловленный. Посмотрим, сколько эта привилегия продлится.

У нас в районе с песком напряжёнка, вместо него привозят мелкий морской камень, который страсть как нравится детям, и не только детям. На сегодняшней игровой площадке камень понравился как минимум одной собаке (очень надеюсь, что собаке). И когда мой детёныш с восторженным писком ныряет шуршать камнями, я вздыхаю, собираю кулёк из двух пакетов и иду сгребать с пути юного петролога апофеоз собачьей вседозволенности.

Градацию социальной не то ответственности, не то смиренности вижу такую: сначала убираешь свою вседозволенность, чтоб в неё не наступили чьи-то дети, а потом начинаешь убирать чужую, чтоб в неё не наступили твои. На том — с годовщиной родительства нас, ура.

Мой старший брат вернулся из армии с сухим пайком, привезённым в двух грузовых контейнерах. Он закончил службу одновременно с окончанием срока годности складских продовольственных запасов. Но, возможно, продукты списали, потому что из армии уволились последние носители древних шифров, способные разобрать письмена и надписи. Некоторые даты, впечатанные сквозь бумагу синими чернилами, размыло потоком времени, некоторые напоминали тайные знаки секретного ордера «бетонных челюстей». Военная часть была маленькая. Деловые связи у начальства ещё не отросли. И в результате мы с братом не склеили ласты в начале нашей самостоятельной жизни, которое пришлось на 1991 год.

Всё привезённое богатство надо было охранять — жили мы на первом этаже, и окрестные крысы, узнав, что мой брат вернулся из армии не с пустыми руками, тоже поначалу очень обрадовались. Поэтому мы завели в хозяйстве кошку. Назвали в честь известной мексиканской девушки Марии просто — Маша.

Картошка выдавала своё происхождение только умеющим читать надписи на коробке — вкуса, цвета и возможности впитывать влагу она лишилась раз и навсегда по секретной технологии. Надеюсь, утраченной. А ещё у нас была тушёнка! В принципе, лёгкий голод можно было утолить просто запахом. С другой стороны, чтоб до него добраться, надо было с боями пробиваться сквозь броню и солидол. Одного слоя солидола хватало, чтоб трижды смазать велосипед. И того, кто смазывает велосипед.

Содержимое самой банки состояло из плотной мускулистой уверенности в сытом завтрашнем... да и послезавтрашнем дне. Тонкий слой жира с зубастой крышки имел сложносочинённый мясной букет с металлическим послевкусием.

Маша, жившая первые пару лет на рационе советских десантников (интересно, входят ли упражнения по безопасному вылизыванию крышек от тушёнки в их программу подготовки, или это чисто Машин факультатив?), отличалась человеческим умом и кошачьей сообразительностью.

Мой свеженький муж за члена семьи её признал, но за человека не считал. И Маша отвечала ему тем же.

Мы стали не только новой семьёй, но и единственными среди друзей обладателями свободной от родителей квартиры. Она была на первом этаже, без соседей с трёх сторон и с метровой стеной старого фонда, закрывающей оставшийся периметр. Иными словами, все условия для организации процветающего притона. Но с притоном не задалось. Даже жившие на втором этаже наркоманы не протекли на нас своим тлетворным влиянием. Зато весёлые трёхдневные гулянки случались у нас регулярно.

И вот приближалась пятница.
Мы позвали гостей.
Муж мой Саша с утра сходил в магазин и купил всё, что нужно для ужина, строго по списку. Он умел составлять списки и покупать только то, что в них указано. Если в магазине вдруг оказывалось, что в глаза лезет что-то не из списка, хоть и необходимое, Саша, человек со стальными нервами, проходил мимо недрогнувшей поступью. Сохранять цель без коррекции помогал ограниченный бюджет.

Так вот, среди прочего в списке были пять (по количеству взрослых людей в компании) окорочков. Окорочка в то время добывали из тех же мест, где водятся алмазы. По крайней мере, по твёрдости, отсутствию единой огранки и цене, для нас они почти не отличались. Их надо было размораживать задолго до приготовления. В обычные дни мы брали один. Его хватало, чтоб запахом курицы пропитались суп из макарон или круп и огромная сковородка картошки с капустой. Или капусты с картошкой. Мы работали над разнообразием.

И вот мы готовимся к приёму гостей. Мы навели порядок. Наварили кастрюлю картошки без капусты. Окорочка лежат в мойке, наслаждаются непривычной комнатной температурой, о которой они что-то слышали от своих сверстников, мамонтов. Мы режем салат.

Возможно, это была какая-то непростая пятница, а с праздничным налётом, может, даже день рождения кого-то из телевизора. Когда начальная стадия алкоголизма ещё за горизонтом планирования, для праздника нужен повод. В общем, раздухарились — и на салат! Режем, значит. Мнём пюре в самоё себя и картофельный отвар, потому что молоко и масло одновременно отвалились в прошлое и маячат в мечтах о будущем. Кошка накручивает пространство вокруг ног в тугую спираль ожидания.

И в какой-то момент животные инстинкты возобладали над силой воли, и Маша пошла на должностное преступление. Это был именно один краткий миг. Условно, в 3.15 в мойке лежали пять окорочков, а в 3.16 Сашин крик потряс окрестные селения. На самом деле, только меня. И не потряс, а рассмешил. И учитывая, что всю эту краткую минуту мы слышали из-под дивана дробильное вгрызание кошки в курицу, или от кого они там в своих Америках отделяли эти килограммовые конечности, Саше померещилось, что ещё не всё потеряно.

Но под диваном обнаружилась только Маша, и сквозь тощие её бока отчётливо проступали очертания Сашиной утраты. Кроме последнего хрящика. Вряд ли это был какой-то намёк со стороны кошки. Скорее всего, у нее внутри закончилось свободное место.

Саша уронил диван. Кошка, гремя запотевшими боками, стартанула в большой коридор и, дрифтуя, свернула в маленький. Когда квартира состоит из 50 квадратных метров, планировщик может налиновать в ней коридоров сколько душе угодно. Саша, не заметив манёвра потемневшим взором, пронёсся зверем бешеным дальше.
— Я её найду, — кричал он на ножки кровати, и те подгибались от ужаса. — Найду! И саму на окорочка разделаю!..

Кошка же вернулась в кухню и была укрыта в кладовке (50 квадратных метров только на нормальные комнаты не хватает, а кладовок у нас было не меньше коридоров!), где, как питон, свернулась вокруг курицы и дня два её переваривала. Обругав и истыкав напрасно все подкроватья шваброй, Саша устал, остыл и отправился в магазин с новым списком из одного пункта. А вечером он уже с гордостью рассказывал гостям о способностях кошки перемалывать бетон на скорость.

Всё тогда казалось смешным и вечным. Любая проблема рассыпалась от шуток. Всё хотелось запомнить и сохранить.

Кроме состава салата. Ну, не из свежих же овощей мы его настрогали, в самом деле!

Хотя, наверное, из верной и безотказной капусты. Которая, строго говоря, и овощ, и чаще всего свежая... И стоила дешевле алмазов или джипа, и тем более помидоров с огурцами, которых в те времена ещё не изобрели.