Сначала билеты проверяли у Кутафьей башни, а ближе к Кремлёвскому дворцу съездов родителей отсеивали. Всё произошло так быстро, что мы не успели договориться, как найдёмся после праздника.
«Ходить по кругу было стыдно и грустно»: как я потерялась после кремлевской елки

Напуганных детей встречали весёлые пионеры в парадной форме, и каждый брал шефство над одним обладателем билета. Одна из девочек-дежурных повела меня в гардероб. Подождала, пока я переодену сменку, и научила класть номерок под пятку, чтоб не потерять.
Ещё важнее было не потерять билет, на котором было написано заветное слово «подарок». Мама дала мне с собой сумочку с носовым платком внутри, поэтому и номерок, и билет легли туда же. Фойе было огромное, и ёлка была огромная, и детей было огромное количество. Все они виделись мне избранниками судьбы, получившими приглашения за хорошие учёбу и поведение.
Сейчас, когда я пытаюсь вспомнить хоровод у ёлки и игры с Дедом Морозом, на место детских воспоминаний встают новогодние праздники, куда я водила уже своих троих детей. Из того дня в конце 80-х остались только «ёлочка, гори» и смущение от необходимости брать незнакомого, пусть и тоже избранного, ребёнка за руку.
Наверное, радиомикрофонов, которые приклеивают к щеке актёров, тогда ещё не было, и озвучить огромный зал простыми микрофонами на стойках было невозможно. Я сразу догадалась, что артисты открывали рот под фонограмму и, не имея возможности проявлять артистизм голосом, компенсировали это преувеличенными движениями. Если уж надо было недоумённо развести руками, то они разводили так широко, чтобы видели с самых дальних рядов.
Сюжет всех новогодних представлений и в 1980-х, и в 2020-х примерно одинаков: отрицательные герои мешают положительным выполнить свой долг, но с помощью зрителей справедливость торжествует, и положительные прощают всех в честь праздника. Поэтому не так важно, что в моей памяти смешались зайчики, пионеры, снежинки и фиксики разных эпох.
Сладкий подарок на кремлёвской ёлке выдавался не в каком-то там мешочке, а в красной пластмассовой шкатулке в виде кремлёвской башни, уже не Кутафьей, а, наверное, Спасской. Вот её запах я запомнила, и он до сих пор вызывает те же ассоциации: запах пластмассы — предвкушение чего-то хорошего. После представления пионеры снова помогали: растерянным детям — получить подарок, неуклюжим — одеться, — и провожали на улицу.
На незнакомой площади стояла ещё одна большая ёлка, и по кругу ходили дети с красными пластиковыми башенками в руках. Всё новые партии одевшихся присоединялись к шествию. Это был уже не хоровод, а парад-алле потерявшихся малышей. Площадь была огорожена невысоким забором, и за ним стояли взволнованные родители, высматривающие в толпе своих и наперебой выкрикивающие имена.
Вместе со всеми я прошла один круг — вглядываясь в лица взрослых, второй круг — игнорируя крики «Маа-ша», «Вова, Вова», «Юля, я здесь», третий круг — сквозь слёзы оборачиваясь на всех, кто звал Ир, Ирочек и Ириш. Из-за гвалта и нервной обстановки те дети, кому кричали, не оборачивались и заходили на новый круг, а те родители, которых искали глазами, как назло, оставались незамеченными. Редких счастливчиков буквально выдёргивали вверх из толпы или помогали перелезть через ограду.
Я была уверена, что мои мама и папа ждут там, где мы расстались, и знать не знают про новое место встречи. Но вдруг — о счастье! — в толпе мелькнули румяные лица моих родителей в меховых шапках. Они пробились в первый ряд и наконец забрали меня с этого кругового конвейера.
В вагоне метро я гордо вскрыла дно пластмассовой башни с таким предвкушением, как будто у меня был лотерейный билет, а по телевизору начался розыгрыш «Спортлото». Внутри были мамин любимый «Мишка косолапый», бабушкина любимая «Маска», не для всех зубов подходящий «Грильяж» с белочкой на фантике, липучие ириски «Золотой ключик» и «Кис-кис», всегда остающаяся напоследок «Ласточка» и квадратики черносмородинового суфле в сиреневой блестящей обёртке. Это всё были довольно дефицитные и дорогие конфеты в то время, и содержимое подарка предстояло растянуть хотя бы до конца каникул.
Как и следует вести себя всем положительным героям, я довольно скоро простила организаторам то уличное испытание. Но до сих пор, как только начинаю чувствовать какую-нибудь гордость и избранность, приходит ощущение, что таких избранных много и в толпе нас не различить.
А среди новогодних огней на меня иногда накатывают ничем не объяснимые в моменте одиночество и тоска.