Нора Галь: переводчица, подарившая детям СССР Брэдбери и Маленького принца
Преимущество детям крестьян и рабочих
По паспорту легендарную переводчицу звали Элеонорой Гальпериной — такое длинное имя у многих моментально выпадало из памяти, и переводчица сообразила его сократить. Норой её и так уже звали — дома. Осталось привести к похожему виду и фамилию. Вышло звучно, запоминалось легко, звучало современно — не то, что старорежимная Элеонора, словно сошедшая со страниц рыцарских романов. Конечно, не в честь романов её так назвали. В честь прадедушки Леона. Но родилась Нора в начале беспокойного двадцатого века, в двенадцатом году, и очень скоро вошли в моду слова лёгкие, звонкие и короткие. И имена тоже.
Родилась Нора в Одессе, в интеллигентной еврейской семье. В доме ценились любовь к русской литературе и строгость к себе, целеустремлённость — даже для девочек. Революция открыла возможность переехать в Москву, туда, где кипела вся новая жизнь и где мама Норы могла поступить учиться в МГУ. Гальперины и переехали. Мама стала юристом, работала в Наркомате финансов. Нора закончила московскую школу — и, закончив, десять раз пожалела, что не в каком-нибудь другом большом городе.
В двадцать девятом году столица была переполнена приезжими — все искали себе места под солнцем, пытались воспользоваться шансом, которого завтра, быть может, снова не будет. Галь хотела учиться в институте, а ей раз за разом отказывали, заглянув в анкету: преимущество девушкам и юношам из рабочих и крестьянских семей. Нора, может быть, и радовалась, что у такой молодёжи впервые есть преимущество, но ведь и самой ей хотелось учиться! Она упрямо поступала снова и снова, пока, наконец, не поступила.
Дочь осуждённого и еврейка
Когда Нора заканчивала институт, в тридцать седьмом году, анкету испортил ещё один факт. Теперь отец её был не просто интеллигент, а осуждённый. Яков Исаакович Гальперин давно уже жил своей жизнью, с мамой Норы Фредерикой расстался, даже официально развёлся. Возможно, только это и спасло Нору от навсегда закрытых перед носом дверей в учёбе и карьере.
В сорок первом случились два события: Галь закончила аспирантуру и началась Великая Отечественная. Нора к тому времени была уже замужем, за русским литературоведом Борисом Кузьминым. У них росла маленькая дочь Эдварда. Борис, конечно, поцеловал малышку и поехал на фронт. Нора получила на него похоронку в сорок третьем. Удар был огромный. Она любила мужа. Они познакомились ещё студентами — так недавно.
На самом деле, не будь Великой Отечественной, может быть, не было бы той Норы Галь, которая открыла для советского читателя столько чудесных книг от английских и американских авторов. До её начала Нора, ещё подростком, писала стихи — их публиковали в журналах. Потом пробовала себя в прозе. Наконец, несколько лет писала статьи с обзорами свежей литературы на французском. Но о новинках от французов пришлось забыть. Новинки теперь можно было добыть только на английском, от союзников.
Легко сказать — переводи, она не знала английского! И всё же другой работы для неё не было, редактор создал для неё шанс из ниоткуда, понадеявшись на характер Галь, на её разум. Нора добыла словарь английского и села за стол. Она работала восемнадцать часов в день. Не зная идиом, сложных глагольных форм, ничего — просто анализируя текст, отталкиваясь от понятных благодаря словарю корней. Через две недели она отдала работу. И... не увидела его опубликованным. До самых восьмидесятых. Сам роман оказался «не в струю».
Зато могла теперь брать и другие тексты на английском. Это кормило её и маленькую её дочь. Слава как переводчицы надёжной, точной, высококачественной спасла её, и когда анкета стала неудобной по другой причине — после Победы сильно ограничили в приёме на работу евреев. Многие переводчики, вроде Лунгиной, переходили на экзотические языки, чтобы остаться при своей профессии. В экзотических языках была нехватка кадров, брали всех. Галь вернулась к неэкзотическому французскому, но и английского теперь не оставляла.
Слово живое и мёртвое
В конечном итоге Нору прославили не её переводы — хотя отдельные книголюбы очень придирчиво выбирали, с чьими иллюстрациями и переводами выходит книга, в целом большинство людей даже не интересовались, кто им пересказывает захватывающие романы Рэя Брэдбери, О. Генри или Джека Лондона. Но в семидесятых Галь выпустила книгу, которая стала настольной для поколений и поколений редакторов, писателей и журналистов — «Слово живое и мёртвое».
Ещё раньше, когда Галь спрашивали, откуда такая отточенность текста, она серьёзно отвечала, что физически не может писать по-русски плохо. Конечно, дело было совсем не в физиологии. Любовь к слову плюс опыт, который всё рос и рос, давали потрясающий результат. Тем и другим она постаралась поделиться в своей книге. Книгу издавали в СССР трижды, и перед каждым изданием Галь дорабатывала её. После смерти Норы книгу продолжили издавать — ещё шесть раз.
Её рекомендуют друг другу даже подростки, пишущие рассказы в продолжение любимых книг и фильмов — фанфики. Это очень большая и активная субкультура, и популярность в ней Норы Галь может только радовать — её «учебник» по живому слову явно даёт подросткам больше, чем формальные уроки русского в школе.
Галь дожила до семидесяти девяти лет, и её личная веха, смерть, опять совпала с исторической — в девяносто первом году не стало переводчицы и Советского Союза. Её дочь Эдварда стала литературным критиком и редактором, внук Дмитрий Кузьмин — поэтом. Они учредили премию имени Норы Галь.