Как хвастались интерьерами в старину и почему девушки умирали после балов: разбираемся в ампире

Античное платье очень простое, но в нём себя можно «слепить», как статую. Если женщина в муслине принимала правильную позу, она выглядела, как нимфа у пруда. Прощайте, массивные диваны и кресла; кушетка, точная копия помпейской, подавала новую одежду максимально выгодно. Даже гостей принимали, полулежа на кушетке. Это было красиво, стильно и даже удобно, и это было бы идеально, если бы не трагическое несоответствие новой моды климату Центральной Европы. Туники из белого муслина точно не были рассчитаны на парижскую, а тем более московскую или петербуржскую зиму.

Отправляясь на балы, девушки смачивали платья водой, чтобы они выгодно облегали тела и подчеркивали всё, что нужно. Все радовались: наконец-то стройные женщины могли показать себя после векового засилья фижм! А потом разгоряченная девушка выходила из танцевальной залы в мокром платье, простужалась, заболевала... «Многие сделались тогда жертвами несогласия климата с одеждой. Между прочим, прелестная княгиня Тюфякина погибла в цвете лет и красоты» – писал Филипп Вигель, известный мемуарист той эпохи. Так жалко прелестную княгиню! Родители не хотели отдавать ее за князя Тюфякина, модника, сибарита, главного директора Императорских театров. Она сначала запугивала отца («Если вы, батюшка, не отдадите за Князя, так вы меня на век сделаете несчастною, или я сама себя погублю. Я у вас одна»), а потом сбежала и вышла замуж за любимого, наплевав на приданое. Счастье было огромным, но недолгим – и все из-за ампира.

Считается, что от «муслиновой чахотки» умерла и «русская Мона Лиза» — Мария Лопухина с картины Владимира Боровиковского. А ей было 24 года.

Столы и стулья, светильники и другие детали интерьера ампира часто в точности воссоздавали античность. Декор сейчас показался бы странным – какие-то копья и пики, щиты и лавровые венки, бюстики героев, но он выражал идеи римской доблести. Все выглядело суровым, брутальным и подчинялось законам геометрии.

Деревянная мебель обычно была некрашеной, полированной, но родного цвета. Красное дерево, карельская береза, бронзовые накладки – сейчас дизайнеры называют это «цвет через материал». Если что-то и красили, то просто и честно, никаких больше «бедер испуганной нимфы». Было много белого, да и золото не отрицалось, но оно не могло быть нарядным и пышным, только античным и строгим.

Тогда еще не придумали термин «французская трехцветка», но в тренде были именно эти желтый-красный-синий, простые, без нюансов, как на картинах Перова-Водкина. Вот простой и верный лайфхак для дизайнеров-любителей: если есть французская трехцветка, значит, это интерьер в стиле «французский ампир».

Кстати, желтый в интерьере, да и в моде, и в архитектуре – появился тогда впервые за много столетий. В Средневековье его считали цветом чумы, безумия, измены. Даже примета не дарить любимым желтые цветы дошла до нас из Средневековья. В шекспировской «Двенадцатой ночи» шутники заставляют Мальволио надеть на себя желтые чулки, и соль шутки в этом цвете неудачников и дураков. И вдруг желтый становится страшно модным, его носит амбассадор ампира Наполеон, Жозефина постоянно в желтых шалях. И это главный цвет зданий Москвы, отстроенной после пожара 1812 года! А все просто – желтый очень любили древние римляне и греки.

Этот стиль проявлялся повсюду, например, в Англии. Но только две страны Европы позволяли себе настоящий, полноценный высокий ампир – Франция и Россия. Русская аристократия ненавидела Наполеона, но любовь ко всему французскому перевешивала, ампир, как любую французскую моду, просто принимали и всё. В ампирном вопросе Россия, кстати, оставила позади даже Францию. В 1814 году создатель французского ампира, легендарный декоратор интерьера и бывший личный архитектор Наполеона Фонтен встретился с русским императором Александром и подарил ему 13 альбомов с проектами интерьеров и мебели. С любовью, «благородному императору Александру и храброму российскому воинству». Альбомы хранились в Зимнем дворце, считается, что они очень повлияли на русских мастеров. А во Франции их опубликовали с огромным отставанием, почти через 80 лет.

В «Отцах и детях» у Павла Петровича такой, еще с дедовских времен не переделанный, в стиле позднего классицизма «изящный кабинет, оклеенный по стенам красивыми обоями дикого цвета, с развешанным оружием на пестром персидском ковре, с ореховою мебелью». Про стены дикого цвета – это правда. Чтобы сбалансировать простую мебель из теплого некрашеного дерева, в России стены оклеивали или красили в холодные интенсивные цвета: в ярко-синий, желтый, изумрудно-зеленый, холодные оттенки красного. И если французский ампир мы узнаем по «трехцветке», то русский – по формуле «простая форма – активный цвет – небольшие помещения с невысокими потолками». Потолки были не очень высокими даже во дворцах, а уж тем более в небогатых усадьбах или городских квартирах. В музеях дизайнеры всегда смотрят, как ядреный колер стен уравновешивается строгими линиями и небольшими пространствами – чудо, но никакого эпатажа.

Как раз в это время появилась мода на портреты в интерьере. Сейчас бы мы просто постили всю эту античную красоту в запрещенную социальную сеть, а тогда было принято так: построил усадьбу, отделал квартиру – заказал художнику портрет.

Прекрасный стиль, жаль, плохо применим в современной жизни. Сейчас его цитируют разве что в рабочих кабинетах – классическая мебель, монументальная живопись, симметрично расставленные парные светильники и вазы, канделябры и мужские бюсты. Интересный фотофон, в крайнем случае, получится.