«Таблетка волшебства» в детской больнице: как работает сказкотерапия и кому она помогает

Ребенок под руководством терапевта сочиняет истории, а терапевт ему помогает и направляет процесс. В сказках, которые сочиняют дети, проявляется их личность. Например, один мальчик придумал историю, где все персонажи дружат – оказалось, он действительно очень общительный. А девочка рассказала про льва с «раком сердца» и тигра, который его предал, а потом призналась: «Друзья меня предают».

В онкологическом отделении дети часто через метафоры неосознанно связывают болезнь и ее проявления с психологическими факторами, предшествующими или сопровождающими заболевание. Например, рассказывают про «самозванца, который поселился в печени». Под самозванцем могут скрываться определенные эмоции или даже человек, влияющий на эмоциональное состояние ребенка.

Если я вижу, что ребенок хочет сочинять историю, но стесняется или плохо себя чувствует, пробую заинтересовать. С подростками, например, я избегаю слова «сказка» – предлагаю «погадаем на карточках» или «порассуждаем». Бывает, дети сначала скептичны, но постепенно включаются.

В своей практике я работаю с разными материалами. Метафорическими картами могут быть просто любые картинки, иногда я беру красивые иллюстрации из календарей. Также я использую простые музыкальные инструменты – металлофон, инструменты, имитирующие шум дождя или грома, колокольчики, шейкеры.

Куклы – важная часть работы. Это и перчаточные куклы, и мягкие игрушки, и даже маленькие пластиковые фигурки из шоколадных яиц. Еще у меня есть разные «волшебные» предметы – старинного вида ключики, шкатулки, кристаллы. Отдельный мощный инструмент – запахи. Раньше я использовала эфирные масла, капала на руку, чтобы ребенок мог понюхать, когда нужно успокоиться или собраться. В больницах с этим сложнее, не везде можно. Но, например, у меня есть искусственный цветок, пропитанный ароматическим маслом, однажды он мгновенно вывел девочку из истерики.

Мой рабочий день длится пять часов, как правило, это несколько индивидуальных сеансов и один-два групповых. Раньше я старалась охватить как можно больше детей, даже если на каждого было всего 10 минут. Сейчас в фонде мы делаем упор на качество: лучше провести пять часов с одним ребенком, если он готов и ему это нужно.

Психолог фонда заранее собирает запросы от родителей. Например: ребенок устал от лечения, говорит: «Я здоров, хочу домой»; другой ребенок тяжело переживает рецидив; третий так остро чувствует чужую боль, что это вызывает психосоматику.

11-летняя Лера сильно реагировала на боль: чесалась, кусала себя, а эмоции захлестывали ее так, что доходило до истерик. Задача была – помочь девочке разобраться в своем состоянии, научиться различать физическую боль и эмоции. Специалисты познакомили меня со шкалой боли, и я решила адаптировать ее к нашим потребностям, потому что для ребенка это просто цифры. Сухо и неинтересно. Даже если добавить линейку – всё равно математика.

А мне хотелось, чтобы ребёнок мог не только увидеть, но и потрогать. Когда больно, смотреть на шкалу не всегда есть силы, а вот взять что-то в руки, погладить, помять – это может успокоить. И главное – вернуть внимание к телу, чтобы разобраться, что именно ты чувствуешь, а не уходить в панику, когда боль начинает казаться сильнее, чем есть на самом деле.

Сначала я подумала использовать зёрна, но ассоциаций с болью не нашла. А вот пластилин подошёл идеально. Ребёнок сам лепит, как представляет свою боль: шарик, молнию, треугольник – неважно. Можно выбирать цвет, размер. Так у меня появилась идея: шкала в виде прозрачной трубы, в которую «складываются» эти пластилиновые боли.

Чтобы вовлечь Леру в игру, я предложила ей придумать сказку про кошку, которая от боли залезает на трубу. Лера уже ассоциировала себя с этим животным и это оказалось ей близко. Суть была в том, что чем сильнее боль, тем большим количеством шариков наполняется труба и, как следствие, тем выше кошка по этой трубе залезает. Моя главная задача была – научить Леру помогать себе-кошке спускаться с этой трубы самой, без «врачей-спасателей».

В процессе работы девочка неожиданно сказала, что ей сейчас больно, и запаниковала. На её лице всё изменилось: растерянность, страх. Тут пришлось действовать командным голосом: «Давай разберёмся, какой это шарик». Мы обсудили разницу: холодная боль вначале, потом всё горячее и горячее. Получилась целая шкала – почти как градусник, из шариков разного цвета и размера, которые она делала сама. То есть, она визуализировала свою боль и могла ее потрогать, а значит — уже на нее воздействовать.

Я предложила попробовать добраться до десяти — то есть, наполнить болью трубу до самого ее пикового значения. Это было рискованно, потому что Лере уже вызывали психиатрическую «неотложку», когда эмоции от страха боли ее накрывали слишком сильно. Так и во время нашей работы Лера не просто говорила о боли — она психоэмоционально погружалась в процесс говоря, что ощущает эту боль физически. И на «десятке» попросила позвать врача, чтобы ей сделали укол. Но у нас самих получилось спустить кошку обратно в дом, мы даже дали ей «пластилиновое лекарство». В конце занятия Лера сама увидела: боль можно понять, измерить и с ней справиться.

Теперь, когда Лере будет становиться больно, ей не придется от страха и паники «залезать на трубу». Она сможет оставаться как кошка в своем домике и оттуда наблюдать за цветными шариками, чтобы ровно дыша, контролировать интенсивность боли в теле, а не поддаваться эмоциям.

С детьми я работаю уже очень давно. Провожу мастер-классы и детские спектакли. В 2015 году открыла свой театр – «Всюду театр» – именно для детей.

Мне всегда нравилось экспериментировать с интерактивностью. Мой первый опыт был в театре «Школа драматического искусства». Это очень камерный театр, где общение со зрителем происходит буквально в метре от актеров. Ты выходишь не как готовый персонаж, а как актер, который постепенно превращается в героя. Мне очень нравился этот игровой подход Анатолия Васильева.

В своем театре я тоже делала упор на интерактивность – прямое погружение, живой контакт со зрителями, чтобы они могли проявлять эмоции и предлагать идеи. Книга Нэнси Мэллон «Живые сказки. Искусство воображения» вдохновила меня на создание мастер-классов, где сказки рождаются из фантазии детей. Сначала я проводила такие занятия в лектории ВДНХ, потом на выездных праздниках. А потом меня пригласили работать в больницу.

В больницах я с 2021 года, почти пять лет. До этого я работала в том же отделении, где и сейчас, но с другим фондом по грантовым программам, а еще в отделении психоневрологии, хосписе «Дом с маяком», психиатрической больнице им. Усольцева. Работа в онкологическом отделении имеет свою специфику. Сначала моя задача была просто приходить и сочинять сказки с детьми. Но постепенно стали проявляться конкретные запросы, и я начала глубже погружаться в проблемы. Сейчас, в фонде «Время детства», я работаю в связке с психологом. Психолог помогает родителям, а я – детям. Мы делимся запросами и наблюдениями. Наша цель – максимально поддержать семьи, поэтому работа психологической службы фонда – это несколько направлений. Часть из них, включая мою работу, реализовывается при финансовой поддержке благотворительного фонда «Детский мир».

Кроме боли и страха частые проблемы – тревога, стыд. Дети переживают из-за изменений во внешности, например, потери волос. При этом они не всегда говорят об этом прямо, но это всегда видно в их историях. Одна девочка, например, постоянно сочиняла сказки про соревнования за красоту.

Изначально я проводила развлекательные мероприятия – дни рождения, мастер-классы. Дети и взрослые вместе сочиняли сказку, и это вызывало восторг: «Мы сами ее создали!» Родители писали, что даже за один такой сеанс ребенок мог измениться: гиперактивный – успокаивался, застенчивый – начинал говорить. Но тогда не было задачи прорабатывать конкретные проблемы. Сейчас в больнице все иначе. Иногда сказка становится медитативной, иногда – веселой и активной. Все зависит от состояния и настроения детей.

Постоянно практикующих больничных сказкотерапевтов как будто больше и нет. Эта область совсем не развита в отличие от больничной клоунады. Но интерес просыпается, недавно меня приглашали обучать сказкотерапии большую команду больничных клоунов в Красноярске.

Я считаю, что для глубокой работы нужна психологическая подготовка, базовые знания по психологии. У меня есть личный опыт терапии, много друзей-психологов, с которыми я советуюсь. О том, чтобы получить психологическое образование, я иногда думаю, но, в данный момент кажется, что практический опыт уже дал мне гораздо большее. Если найду курс, который даст реальные знания, а не просто «галочку», – вполне возможно. Пока мне хватает книг, консультаций с куратором и практики.

Сочинение сказок, историй – это древний механизм. Когда мы сочиняем сказку в кругу, это напоминает старые традиции. В Индии, например, женщины после свадьбы собираются, рассказывают мифы, играют музыку. Это создает чувство общности. В сказкотерапии то же самое: на групповом сеансе один ребенок придумывает сюжет, другие помогают его разыграть – изображают ветер, подбирают звуки. Это дает ощущение поддержки и принятия.

Когда мы с детьми сочиняем сказки, происходит удивительная вещь. Казалось бы, я веду процесс, но самые глубокие открытия дети делают сами. Как-то с девочкой мы разбирали одну личную ситуацию. У нас была специальная карточка с заданием: «Что нужно, чтобы победить? Назови 10 пунктов». И она вдруг выдает: «Чтобы победить, нужно быть простым». Я до сих пор вспоминаю эту фразу. И таких моментов – множество.

Я не даю готовых решений, а предлагаю каждому участнику высказаться. Что нужно, чтобы помириться? Дети предлагали угостить того, с кем поссорился, сладким. Гениально и просто!

Родители участвуют по-разному. Некоторые с удовольствием включаются в процесс – это прекрасно, когда мамы и папы наравне с детьми придумывают истории. Но бывает иначе: гиперопекающие родители начинают говорить за ребенка, не дают ему раскрыться. В таких случаях я мягко предлагаю выбор: «Вы можете участвовать наравне или просто наблюдать».

Как понять, что сказка сработала? Прежде всего – по эмоциям. Видно, когда ребенок расслабляется, начинает улыбаться. Я всегда прошу обратную связь, например, предлагаю выбрать карточку, которая отражает его состояние до и после занятия.

Когда я начала работать сказкотерапевтом, это странным образом совпало с важными переменами в моей жизни. В тот период я проходила терапию у психолога, не долгосрочную, а несколько интенсивных сессий, где разбирала свои детские травмы и проблемы в отношениях. Параллельно я писала себе терапевтические сказки, которые помогали мне переосмыслить свою жизнь.

И вот что удивительно: буквально через месяц после завершения терапии я встретила своего будущего мужа, он родом из Индии. История нашего знакомства кажется мне почти сказочной, хотя началась вполне обыденно, в приложении для знакомств. Но предыстория делает эту встречу особенной. Перед тем как мы встретились, я совершенно случайно начала соблюдать индуистский пост для замужества – 16 понедельников без еды. Узнала об этом из соцсетей и решила попробовать, просто как практику для очищения, даже не подозревая о ее значении. Моя свекровь этим гордится, ведь даже не все индианки соблюдают этот пост!

В тот период я была настроена на изменения в личной жизни. После череды неудачных отношений терапия помогла мне понять, почему я выбирала не тех людей. И когда я наконец разобралась в себе, как по волшебству появился мой муж. У нас дружная индо-русская семья: я, муж и моя дочка от первого брака. Мы делимся друг с другом традициями наших народов и болтаем на разных языках. Сейчас ждем еще одну дочку.

Сейчас, оглядываясь назад, я вижу, как работа со сказками и личная терапия переплелись. Те же принципы, что я использую в работе с детьми – вера в чудо, готовность меняться, внимание к историям, помогли и в моей собственной жизни. Как будто я сама стала героиней той исцеляющей сказки, которую когда-то написала для себя.

Работа сказкотерапевта — часть большой программы психологической помощи фонда «Время детства», которая реализуется при поддержке БФ «Детский мир». Фонд «Время детства» оказывает всестороннюю помощь семьям, чьи дети проходят лечение от онкозаболеваний в НПЦ «Солнцево».